Перед нами эссе, короткие рассказы, стихи молодой писательницы Натальи Макеевой. И по мере чтения вы входите в стихию таинственного преображения, образы настолько захватывают вас своей неожиданностью, глубиной, многозначностью, что вам кажется, что вы попали в иное измерение, в иное поле реальности. Как будто нет прямой логической связи между ними, зато присутствует Смерть и Ужас - а это верный признак художественной инициации. Возьмем небольшое эссе "Фигурки". "Агонизирующее небо" (фактически символ эпохи Конца), существа "между жизнью и смертью" (их много таких сейчас, это даже не символ, а просто реализм), и вдруг "невидимая фея распада", "посмертная женоподобность" (как будто труп принимает обязательно женственную форму). Откуда-то смотрит "страх и его молчаливые дети". И все это сопровождается "иными снами" - снами не из этого мира, хотя метафорически описан именно наш мир ("агонизирующее небо"), но в него постепенно вкрадчиво входят сны иных миров, сны, затаившиеся, готовые поглотить нашу реальность. И, конечно, "пустота" (великий символ метафизического Востока). "Что это? - спросит читатель, - Поток сознания?" Нет, дорогой друг, это о нашем мире. Только надо уметь читать это наполненной Ужасом и тихой игрой Реальности эссе.
Все эти странные фигурки и другие персонажи, у которых гаснут глаза - может быть и есть ушедшее во тьму - сфера распада бытия, отпавшие существа и люди. Иными словами люди "с горящими глазами и судьбой цвета агонизирующего неба".
Эссе как форма позволяет писать так - просто глаз истины в полунебытие. Возьмем другое, не менее метафизическое эссе "Красота" - подлинный шедевр. И все это эссе в конце концов может быть понято, естественно, по-разному, в него надо полностью погрузиться не только как в целое, но и в каждый многозначительный символ и образ, который существует здесь так же и самостоятельно, пребывая в самом себе как в микро-вселенной. Герой его перестает отражаться в зеркале, он словно входит в иное измерение. И тогда Реальность с помощью зеркала начинает свою игру. Медлительной чередой, а иногда "в трансе панического страха" - появляются в зеркале чудовища, символы не столько потустороннего сколько распада нашего мира. И великолепный потрясающий образ - "птицы свинцовых небес". Свинец, как металл Ада нередкий гость в творчестве Макеевой. Но птицы свинцовых небес, небеса Ада - это те, которые хотят вырваться из замкнутого мира (" и верный знак того, что мы внутри неразмыкаемого круга" - писал Блок) или наоборот те, которые питаются торжеством Ада, находя в этом счастье. Это демоны.
Каждый образ Макеевой - глубоко многозначен, часто парадоксален ("здесь были розы и свинец"), и как и образы великих поэтов, указывают на метафизическую (скрытую) подоплёку. Поразителен конец этого рассказа-эссе: "Змея полнолуния. Мысли, которых нет. Свет, ставший живым существом - хитрым, всепроникающим. Это - звенья одной цепи, одной прекрасной цепи. Как можно видеть красоту в собственном страхе? Не знаю, но это так.".
В конце концов в собственном страхе может быть можно найти наслаждение (этой Красотой), блаженство Ужаса, даже - Покой. Покой, среди Страха и Тьмы тайным образом присутствует в исключительной по таланту и глубине прозе, да и в творчестве Макеевой вообще.
Движение от чудовищ и Страха к Красоте завершено, комментировать истинный смысл этого финала, думаю, не стоит, настолько он эзотеричен.
Что это напоминает? В русской литературе - ничего, эта ниша, наша метафизических эссе свободна, и творчество Макеевой заняло это уникальное место. В западной литературе, вероятно, есть отдельные параллели, эссе там традиционный жанр. Но все это весьма относительно, ибо творчество Макеевой совершенно самобытно, современно в том смысле, что метафорически её образы отражают современную духовную ситуацию. Наконец, оно очень русское. Например, по своей страшной обнаженности внутреннего смысла (конечно, для тех, кто стоит на соответствующем уровне восприятия такого текста).
Изумителен рассказ "Посмертные похождения ЛИБа", где переплелись достоинства эссе и короткого рассказа. Здесь мы видим историю угасания сознания после смерти, фактически драму второй (окончательной) смерти. Это произведение смертельное по свое точности, и тем не менее таинственно окрашенное присутствием Красоты. Неважно кто этот умерший, - таким могут быть многие. Река, по которой плывет в страну забвения умерший - великий символ. Но угасание его сознания (то есть самой жизни, самого бытия) сопровождается порой аплодисментами стоящих на берегу. И это знаменательно для нашего времени. Страшная символика Конца ещё более сгущается, когда рядом с уходящим в забвение появляется мертвая рыба, украшенная изысканными цветами. Каждый, кто знаком с символами Священной науки, будет потрясен наличием этой красоты вокруг мертвой рыбы. Действительно, здесь интуиция писательницы сделала свое великое черное дело. Та исключительная по силе смысла символика, "разбросанная" по произведениям Макеевой, - в большинстве случаев является её творениями, это творение собственных новых символов Конца времен (есть и введение традиционной символики). Но в любом случае совершенно ясно, что это создано приведением в действие собственной сверхрациональной интуиции писательницы (конечно, не иррациональной, как бывает в обычных случаях). Здесь иное: ибо только сверхрациональная интуиция способна открывать символы, полные истинно метафизического значения.
Совершенно великолепен финал этой драмы: последняя капля сознания исчезает, но... Эта совершенно исключительная по своей глубине и холодной красоте символика, как всегда многозначна, но на уровне высшей метафизики это означает следующее: душа умершего ушла в состояние так называемого Пассивного Освобождения. Иными словами это - "вечный" сон без сновидений, введение души, которая разрушила саму себя, в Первоначало, в Первоисточник, где её неуничтожимый остаток и покоится до нового творения. Поэтому и "всё прекрасно" (хотя "окончательная" смерть) - интуиция и художественный выбор писательницы как всегда безупречны и ужасающе точны.
Остается вопрос: для кого это написано? Ведь даже на самом высоком литературном уровне это творчество может представлять трудности для его истинного понимания. Тем не менее в России всё возможно, и думаю что эта сокровищница интуиции, красоты и метафизической парадоксальности станет видимой для всех достойных её созерцать.
В заключение, хотелось бы отметить следующее: исключительное значение этого творчества основывается на многих моментах, в частности:
1). Ниша глубинной, подлинной эссеистики ещё не заполнена в нашей литературе. Это, пожалуй, единственная незаполненная ниша. Теперь она заполнена если не по объему, то по качеству.
2). Это творчество открывает новую страницу в метафизике Конца времен. Тому соответствует и общий вектор этой литературы и интуитивное сотворение Макеевой собственной символики такого ряда. Символика и метафорический ряд здесь создан силою интуитивного художественного интеллекта, а не концептуального познания, которое ограничено.
3). Насыщенный метафоризм таков, что в большинстве случаев метафора указывает на подтекст, точнее на скрытую метафизическую реальность, чего нет в обычном метафоризме.
4). Алогичность, "провалы", неожиданные "ходы" в такой литературе неизбежны, и являются её позитивными характеристиками.
5). Рассказы Макеевой при всем развертывании действия сохраняют свою метафоричность и многозначность.
Кстати, некоторые строчки в её произведениях уже сейчас просятся в жизнь, в память, настолько они знаменательны. Чего стоят, например, "люди с судьбой цвета агонизирующего неба". Таких судеб полно на Земле.
Спросите: где же выход? Проклят ли мир?
Выход в самом бытии, в бессмертии, если его реализовывать, в вере в Бога, в самом акте истинного творчества. Примером такого творчества являются эссе и рассказы Макеевой. И читатель приобщен к нему.
-
Юрий Мамлеев
Май 2001 г.
Москва.